Памяти конструктора

 

Борис Иванович родился 14 марта 1930 года в г. Ленинграде. Он был первым и единственным сыном в семье Губановых. Он мог бы стать баловнем судьбы, но сложилось так, что еще в детстве на него легли мужские заботы, так как отец - известный в стране связист- вечно «мотался» по новостройкам, в годы войны обеспечивал связью посольства, затем возглавлял управления связи крупнейших областей страны. Отец надеялся, что сын продолжит его дело, но Борис, «заболев» авиацией, выбрал Казанский авиационный институт. Во время учебы выяснилось, что кроме авиаспециалистов институт начал готовить инженеров-механиков для зарождающейся ракетной промышленности. Дело было новым и Губанов, без особых раздумий, «клюнул» на «ракетную приманку».

В1953 году Борис Губанов закончил Казанский авиационный институт и пришел инженером во вновь созданное серийное КБ при Днепропетровском ракетном заводе, на основе которого в следующем году было образовано Опытное конструкторское бюро №586 во главе с М.К.Янгелем, имевшее задание: создать новую стратегическую ракету Р-12. Важнейшим участком создания Р-12 стала разработка головной части (ГЧ), обеспечивающей сохранность ядерного заряда на всех этапах эксплуатации ракеты и его срабатывание у цели.

Изготовление ГЧ считалось одним из самых секретных производств. Прямые контакты с разработчиками зарядов исключались, увязка конструкторской документации происходила через сотрудников Министерства средмаша.

Молодежному коллективу ОКБ-586 пришлось решать множество текущих проблем, в т.ч. и по борьбе с разрушением ГЧ в полете. Б.Губанов тесно взаимодействовал с атомщиками в самых засекреченных тогда местах Советского Союза. При разработке ГЧ ракеты промежуточной дальности Р-14 коллектив сотрудничал с Арзамасом-16.

Первый приезд атомщиков в Днепропетровск состоялся весной 1955 года. Юлий Харитон, Самвел Кочарянц, Евгений Негин и другие разработчики атомного оружия прибыли специальным железнодорожным вагоном с усиленной охраной. В КБ и на завод их пропустили без оформления каких-либо документов в сопровождении личной охраны. Атомщики отлично знали главного конструктора Янгеля, он представил команду днепровских ракетостроителей: своих заместителей Василия Будника и Льва Берлина, руководителей завода Александра Макарова, Николая Хохлова, Якова Берлянда, конструкторов Николая Жарикова, Бориса Губанова, Юрия Сметанина, Александра Кривцова. Были уточнены увязочные чертежи компоновки зарядов, сформирован план экспериментальной отработки и летных испытаний головных частей. В таком режиме атомщики и ракетостроители работали до 1959 года, когда при испытаниях ракеты Р-12 были выявлены самопроизвольные разрушения головных частей при их спуске в заданный район. Причину установили быстро, она оказалась на стыке заряда и головной части. Разобраться в причинах и устранить дефект поручили Борису Губанову и Александру Кривцову. С этой целью их командировали в центр разработки ядерного оружия. 

Спустя многие годы, когда рассекретили атомные центры СССР, Б.Губанов рассказал о своей первой командировке в Арзамас-16: "В Министерстве средмаша нас встретил Бахчевников, который неоднократно приезжал в КБ, являясь безотказным связующим звеном между ракетчиками и атомщиками. Нас провели по всем необходимым кабинетам, где получили «добро» на въезд в зону. Затем мы подписали личные обязательства, по которым не имели права рассказывать о месторасположении центра даже своим непосредственным начальникам. После этих процедур, нам дали адрес конторы, которая находилась в районе Речного вокзала. Там нам объяснили, куда мы должны прибыть на следующий день, назначили время. Местом следующей встречи оказался аэропорт, куда мы прибыли заблаговременно. Сидим у статуи Сталина, читаем газеты, волнуемся, не забыли ли о нас. Ровно в восемь, подсевший молодой человек, наклонился к нам и назвал наши фамилии. Мягко говоря, мы оторопели от неожиданности. Детектив предложил нам следовать за ним. В небольшом тамбуре находилось человек десять. Во главе с майором охраны мы последовали к самолету ИЛ-14. Перед входом у нас еще раз проверили документы. По очертаниям лесов, речушек мы пытались определить, куда летим. 

Через два часа самолет начал снижаться и мы увидели сначала одну полосу ограждения в несколько рядов колючей проволоки, затем вторую, за которой находилась посадочная полоса. Ожидали чего-то сверх необычного, а все было, как в других современных городах. Поселили нас в гостинице коттеджного типа на берегу живописной речушки. Люди купались, ребятишки на лужайке играли в футбол, в городке кипела обычная жизнь: переполненные автобусы, авоськи, детские коляски. Много молодежи.

Этот город стал известен монастырем и преподобным Серафимом Саровским. Поселение стало называться Саровской пустошью, затем Саровом. Здесь находился святой источник, привлекавший сюда тысячи паломников. Потом место вокруг монастыря застроили жилыми кварталами, конструкторскими и лабораторными корпусами, а весь район окружили двухкольцевой дорогой с многорядной колючей проволокой и охранной системой. Зону охраняли спецподразделения КГБ. Город в закрытой переписке именовали Арзамас-16, в открытой – Москва-300.

В конструкторских и лабораторных корпусах работали точно так же, как и у нас – по 14-16 часов в сутки. Отличие заключалось в том, что здесь каждая группа имела отдельную комнату, общение между сотрудниками строго регламентировалось. Своей организацией, четкостью, дисциплинированностью они подтягивали и нас".

Разрабатывая различные варианты головных частей более мощного класса, Губанову пришлось наладить контакт и со вторым центром разработки ядерных зарядов, которой был организован в апреле 1955 года на Урале (г.Челябинск-40, ныне – г.Снежинск).

Более пятидесяти лет назад в сентябре 1957 года здесь на химкомбинате «Маяк» произошла авария по масштабам не уступающая Чернобыльской катастрофе. Однако компартия и правительство СССР предпочло ничего не сообщать об уральском чрезвычайном происшествии, ограничившись лишь установкой табличек, запрещающих пить воду, ловить рыбу и отстреливать водоплавающих птиц. Все, кто жил в пораженных радиацией районах, так и остались там жить, как будто ничего страшного не произошло.

Порою Губанову приходилось летать в район падения головных частей – анализировать их состояние после прохождения теплонапряженного участка. Позже были разработаны парашютные средства спасения ГЧ, но до этого было еще далеко, измерения проводились дедовским способом. Пуски осуществлялись из полигона Капустин Яр. Новая разработка ОКБ-586 ракета Р-14 (8К65) летала на 4500 километров – это примерно расстояние от места старта до Братска, Иркутской области.

Во время испытаний экспериментальной телеметрической головной части Борис Губанов с двумя специалистами по теплозащитным покрытиям и группой военнослужащих вылетал самолетом до Братска. Затем вертолет доставил поисковиков в глубокую тайгу. Тучи комаров и мошки накинулись на «свежатину». Высадив поисковую группу на полянку среди тайги, вертолетчики улетели, предупредив, что прилетят на следующий день. К тому времени группа должна извлечь капсулу с бронекассетой, на которой хранились параметры телеметрии. С большим трудом ее отыскали на глубине около восьми метров. На ночлег устроились на пригорке, думали – на одну ночь. На следующий день над лагерем появился самолет и сбросил вымпел, что в связи со стихийным бедствием – наводнением в Канске, все вертолеты мобилизованы на помощь терпящим бедствие жителям.

Предлагалось подождать несколько суток, хотя группа располагала незначительным запасом пищи. Несколько суток растянулись на три недели. Пришлось перейти на подножный корм – питались грибами и лесными ягодами.

Однажды ночью, сидя у костра, поисковики увидели в небе яркую вспышку и наблюдали стремительный полет огненной стрелы к Земле. Последовал мощный взрыв. Все вспомнили Тунгусский метеорит, который взорвался в этих местах.

Утром над базовым лагерем появился самолет, сбросил вымпел: состоялся очередной пуск ракеты Р-14, головная часть упала в 700 метрах от места стоянки группы. Опасаясь стрелять по квадрату, где находились люди, руководители пуска скорректировали точку падения головной части. Поисковой группе предстояло снова извлекать из воронки капсулу с телеметрической информацией. Извлекли бронекассету, вскрыли ее, а там было еще и письмо Губанову. 

К сожалению, письмо не сохранилось, а могло бы служить веским доказательством самой быстрой в мире почты: за двадцать минут – 4500 километров! Один из авторов послания, конструктор отдела головных частей С.Кузьмин, сожалел впоследствии: «Жаль, тогда мы не знали о книге рекордов Гиннеса, а то можно было бы подать заявку!»

Авторитет Губанова рос стремительно. Перед началом летных испытаний унифицированных головных частей на ракете Р-14 приказом Главного конструктора Б.Губанов был назначен техническим руководителем испытаний. Такого случая в истории КБ еще не было. Дело в том, что по устоявшейся традиции, техническими руководителями испытаний всегда назначали заместителей главного конструктора или ведущих конструкторов. Губанов был руководителем сектора, одним из разработчиков головных частей. Но приказ есть приказ. Губанов с большой группой специалистов вылетел в Капустин Яр. Потянулись долгие дни и месяцы своеобразной полигонной жизни. М.Янгель постоянно держал под контролем ход испытаний головных частей, часто звонил из Байконура, где отрабатывалась ракета Р-16 и готовилась к летным испытаниям тяжелая, базовая ракета Р-36. Председателем Государственной комиссии был генерал-полковник Василий Иванович Вознюк – легендарная личность, прославленный командир гвардейских минометных частей («катюш»), действовавших в годы войны, основатель и первый руководитель первого в стране испытательного центра баллистических ракет и космических аппаратов. Его работоспособность не знала границ. Юмор был неистощим и часто помогал в тяжелых ситуациях. Именно к Вознюку обратился Губанов, когда узнал, что его отзывают в КБ для выдвижения на партийную работу. Вознюк, как и обещал, переговорил с Михаилом Кузьмичом. Ответ Янгеля был категоричным: «С этим парнем вам придется расстаться».

В декабре 1963 года Б.Губанова избрали секретарем парткома ОКБ. Янгель видел в нем не просто толкового инженера и организатора, но и весьма перспективного руководителя. Умудренный жизнью Янгель понимал: во имя будущего Губанову важно пройти школу секретаря парткома КБ. По меркам тех лет действовал негласный закон: только тот может занимать крупную должность, кто имел опыт партийного руководства.

В 1965 году Бориса Губанова назначили главным инженером конструкторского бюро. Как рассказывал Борис Иванович, Янгель определил главные направления его деятельности: «По утвержденному положению, да и по существу тоже, главный инженер – это помощник главного конструктора, проводник его технической политики. Теперь тебе и все карты в руки: смело решай технические вопросы, следи за экспериментальными работами, блюди технику безопасности, внедряй научную организацию труда, поднимай изобретательство и неустанно – каждый день и час! – борись за качество. Если потребуется помощь – поможем, если будет надо – подправим. Но я надеюсь, - при этих словах Янгель хитро улыбнулся, - поправлять не придется. То, что в компетенции главного инженера, решать он должен сам, и не перекладывать работу на плечи Главного конструктора».

В те годы страна спешила решить сверхзадачу - оказаться первыми на Луне. По согласованию с С.Королевым КБ «Южное» приступило к разработке Блока Е – посадочно-взлетного модуля Лунного орбитального корабля. Понимая важность лунной программы, главный инженер, дополнительно к своим прямым обязанностям, добровольно взвалил на себя ответственность за создание Блока Е – одного из самых важных и сложнейших блоков ракетной системы Н-1, предназначенной для освоения Луны. 

Двигатели этого блока были разработаны под руководством И.Иванова. Уникальное творение ракетостроителей с берегов Днепра успешно прошло испытания в космосе, но так и не попало на Луну. В этом их вины нет – «подвел» носитель Н-1, которого последователи С.Королева так и не научили летать. Блок Е получился настолько технически совершенным, что его и сегодня можно использовать для освоения Луны.

Наблюдая Губанова, Янгель все больше и больше убеждался, что он не ошибся в своем выборе. В 1967 году Б.Губанова назначили главным конструктором КБ-2. С этого момента заботой Губанова стал выпуск конструкторской документации и самая тесная связь с заводом.

Невооруженным глазом было видно – Янгель готовил себе смену, возлагал на Губанова большие надежды. Скоропостижная смерть Янгеля от пятого инфаркта в день его 60-летия потрясла КБ. Вопрос о том, кто возглавит янгелевское КБ решался на высшем уровне: кандидатуру Губанова отклонили сразу: «слишком молод, у него, как говорится, все впереди».

Главным конструктором КБ «Южное» утвердили Владимира Уткина – ветерана войны и КБ, дважды избиравшегося парторгом ОКБ, в последние годы – первого заместителя главного конструктора. Несколько месяцев Уткин размышлял, кого назначить своим первым замом. Самой подходящей кандидатурой был Борис Губанов, но Уткину не хотелось, чтобы заместителем стал его молодой конкурент, один из претендентов на пост Главного. Губанов очень выгодно отличался от Уткина: привлекали его молодость, обаяние, коммуникабельность, неиссякаемый оптимизм, янгелевские черты характера и стиль его руководства, солидная школа проектирования, конструирования и испытаний изделий, смелость в принятии решений. Уткин понимал: ему, только что назначенному главным, в первую очередь необходима надежная опора – сильный заместитель, возможно, даже более сильный, чем он сам. Только так можно достичь успеха.

Лучшего кандидата чем Губанов Главный не нашел. В феврале 1972 года Бориса Губанова назначили первым заместителем начальника и Главного конструктора КБ «Южное». Уткин приобрел в Губанове все, чего так не хватало ему самому. В результате образовался великолепный тандем «Уткин-Губанов», составивший целую эпоху в жизни КБ.

Стратегической линией конструкторского бюро стало воплощение янгелевского минометного старта баллистической ракеты из транспортно-пускового контейнера. Для реализации своих замыслов Янгель создал одно из самых продуктивных КБ страны. Нужно было приложить максимум усилий, чтобы сохранить коллектив КБ, его мощный потенциал, развить возможности, усилив новыми разработками. Вот такие нелегкие задачи стояли перед Уткиным и Губановым.

Целенаправленные действия новых руководителей КБ были скоординированы следующим образом: главный решал стратегические задачи, «наводил мосты» со смежниками и «в верхах», его первый заместитель решал массу внутренних проблем, занимался связью с заводом и колоссальными объемами экспериментальной отработки, летными испытаниями. Четкого разграничения действий тут не было, каждому приходилось решать любые вопросы, если этого требовало дело.

В конце 1967 – начале 1968 гг. с целью повышения эффективности разработок была предпринята структурная реорганизация с образованием тематических КБ. Проектное КБ-1 возглавил В.С.Будник, а конструкторское КБ-2 по жидкостным и твердотопливным ракетам и космическим ракетам-носителям – Б.И.Губанов. В.Ф.Уткин, ставший в октябре 1971 г. преемником М.К.Янгеля на посту начальника и главного конструктора предприятия, назначил своим первым заместителем Б.И.Губанова. Оба, еще при жизни М.К.Янгеля, не только отстояли право сохранить свою тематику и создать тяжелую МБР Р-36 в баллистическом и глобальном вариантах, но и выработали предложения по разработке на ее основе ракеты качественно нового уровня – Р-36М. 

Она отличалась разнообразием боевого оснащения, способностью длительного хранения в боевой готовности в особо защищенных шахтных пусковых установках, а также системой управления с бортовой ЦВМ, существенно повышающей точность попадания.

В процессе ее проектирования заманчивой представлялась идея реализации «холодного» или «минометного» старта, использовавшегося до этого для сравнительно небольших ракет и сулившего существенный энергетический выигрыш. Но что будет, если у выброшенной из шахты 200-тонной ракеты не запустится двигатель? Эта мысль останавливала даже самых смелых. Но своим последним принципиальным решением М.К.Янгель выбрал именно этот рискованный способ. Чтобы осуществить его на практике, пришлось провести огромный объем исследований, давший возможность многим сотрудникам ОКБ повысить свою научную квалификацию. Успешно защищенная в 1978 г. докторская диссертация Б.И.Губанова тоже была посвящена проблемам минометного старта.

В 1973-1975 годах на полигоне Байконур проходили испытания боевых ракетных комплексов третьего поколения с ракетами 15А14 и 15А15. Губанов принимал непосредственное участие в этих испытаниях, делил все тяготы полигонной жизни с Леонидом Грибачевым, Алексеем Михальцовым, Борисом Гориным и другими специалистами КБ. Его командировки на полигон не ограничивались кратким присутствием на госкомиссиях. Это были и декабрьские 1973-1974 гг. сессии, когда пускались шесть-семь ракет, включая и космический носитель 11К69 со спутниками военного назначения. 

В 1975 г. первый вариант ракетного комплекса Р-36М был принят на вооружение, став самой грозной составляющей ракетно-ядерного щита СССР. Отношение стратегов Пентагона и НАТО к комплексу выразилось в данном ему кодовом названии – «Сатана». 

Испытания проходили с переменным успехом: конструктивные недоработки чередовались с производственными дефектами – для того и проводятся летные испытания, чтобы выявить все недостатки. Губанову с присущим ему умением аргументировать и принципиальностью приходилось не раз отстаивать интересы КБ и промышленности.

За личный вклад в создание самого мощного и эффективного боевого комплекса с тяжелой межконтинентальной баллистической ракетой 15А14 (в зарубежной классификации SS-18 Satan Mod.1) главный конструктор комплекса Борис Губанов 12 августа 1976 года был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

Увенчанный золотой звездой Героя, Губанов остался все тем Губановым, которого все знали до этого. В редкое свободное время Борис Иванович выезжал со всеми на источник или Сыр-Дарью. С детским восторгом ездил на верблюдах, любил и сам рассказывал анекдоты, вместе со всем в лучших традициях ракетчиков отмечал успешные пуски.

В 1976 году конструкторскому бюро «Южное» поручили разработку боевого комплекса с твердотопливной ракетой РТ-23(15Ж44). Проектные работы по твердотопливной тематике, тянувшиеся все предыдущее десятилетие, то разгорались как костер, то затухали. Приказом министра Б.Губанов был назначен главным конструктором ракеты РТ-23. Всю свою неиссякаемую энергию Борис Иванович направлял на решение как «горячих», так и перспективных вопросов. Если по текущим вопросам работала «система» и был «порядок» (в кавычках любимые слова Б.Г.), то с идеологией проектирования было не все так ясно. Это очень беспокоило Губанова. Вместе с проектантами он искал выход из создавшегося положения. Наша первая твердотопливная ракета приобрела окончательный облик к началу 1980 года.

Благодаря усилиям Губанова, его организаторским способностям началась интенсивная отработка отдельных узлов и систем. С каждым днем ракета приобретала свой законченный вид. До пуска первой ракеты 15Ж44 оставалось десять месяцев.

В январе 1982 года приказом министра общего машиностроения Бориса Губанова назначили первым заместителем Генерального конструктора НПО «Энергия» (в прошлом ОКБ-1 Главного конструктора С.Королева). Переход Губанова в королевскую фирму всех удивил и озадачил. Что это: повышение? Перспектива? Или не сработался с Уткиным? Вопросов масса и ни одного ответа, никаких комментариев ни Уткина, ни Губанова.

Известно, с Уткиным было трудно не только Губанову, но ему возможно было даже труднее, чем всем остальным. У Уткина был круг особо доверенных ему лиц, но Губанов в него не входил. У генерального и его первого заместителя дружеские отношения не сложились, но до откровенной конфронтации дело не дошло.

Был ли переход Губанова в «Энергию» неожиданностью для Уткина – неизвестно. Скорее всего генерального предупредили. Но сделали это в последний момент, когда все уже было решено и подготовлен приказ. Самолюбие Уткина было уязвлено, но он не стал выяснять отношения с генеральным конструктором НПО «Энергия» Валентином Глушко и, тем более, с властным министром С.Афанасьевым.

Переход Б.Губанова на королевскую фирму был вызван чрезвычайными обстоятельствами. Создание советской Многоразовой космической системы (МКС) было возведено в ранг национальной программы, в реализации которой участвовало 1200 предприятий 86 министерств и ведомств. Чтобы почувствовать масштабы работ, приведем лишь один пример. В разгар работ по МКС на космодроме Байконур одновременно трудились 32 000 строителей и 2000 монтажников. Советская ракетно-космическая отрасль еще не реализовывала столь грандиозного проекта, по масштабам и сложности равного многоразовой космической системе «Энергия»-«Буран». Работы по ее проектированию проводились под руководством Генерального конструктора, академика Валентина Глушко и его первого заместителя Игоря Садовского.

Когда пришло время изготовления комплектующих, наземной экспериментальной отработки и автономных испытаний подсистем, выявилось множество нерешенных технических проблем, появились сбои в организации собственных работ и координации действий многочисленных смежников, неопределенность в действиях отдельных руководителей. Опытнейший проектант И.Садовский, в свое время высоко ценимый С.Королевым, перед масштабностью работ оказался не на высоте своего положения, решение гигантской проблемы было выше его сил и возможностей.

Глушко вынужден был сделать кардинальный шаг, заменив испытанную королевскую гвардию П.Цыбина и И.Садовского. В конце 1981 года главным конструктором по орбитальному кораблю назначили Юрия Семенова, в начале 1982 года главным конструктором по многоразовой космической системе в целом и ракете «Энергия» - Бориса Губанова. 

Пригласив Губанова на работу первым заместителем Генерального, Глушко «забыл» предупредить, что у него уже есть один первый заместитель. Теперь у Глушко стало два первых заместителя и оба были воспитанниками днепровской школы Янгеля.

Губанова не могло не расстроить поведение Глушко, но виду он не подал, да и отступать было некуда. С присущей ему компетентностью и решительностью Борис Иванович довольно быстро разобрался с техническими проблемами, проанализировал заложенные решения, не со всеми из них согласился, но не стал ломать «все и вся» ради собственного самоутверждения, а энергично взялся за реализацию проекта.

Как вспоминает заместитель Главного конструктора МКС Вячеслав Филин только в 1982 году Б.Губанов посетил почти всех смежников. «Везде нас встречали доброжелательно, - подчеркивает В.Филин, - и, как правило, заверяли, что их фирмы не подведут. Главные конструкторы этих фирм были хорошо знакомы с Б.Губановым еще по работе в КБ «Южное», но то, что он посетил их в новом качестве – Главного конструктора такой гигантской системы, способствовало хорошим деловым отношениям». История создания МКС «Энергия» довольно широко освещала в печати и, казалось бы, все известно, Однако, прочтя книгу Б.Губанова «Триумф и трагедия «Энергии», понимаешь, что это не так. Борис Губанов оставил нам не просто мемуары непосредственного участника исторических событий, а нечто гораздо большее: размышления Главного конструктора многоразовой космической системы «Энергия». Это итог огромной работы, книга отличается высокой информативностью, исторической достоверностью и, читая ее, погружаешься в историю ракетно-космической техники. Жаль, что этот труд издан тиражом всего 500 экземпляров. Приведем отдельные фрагменты из этой уникальной книги.

«Назначение В.П.Глушко на королевское место, по нашей оценке, имело вполне определенную логику – должен восстановиться авторитет организации, особенно в связи с драмой вокруг Н-1. Нужен был известный конструктор, который поставил бы последнюю точку в судьбе Н-1 и открыл должную перспективу передовому коллективу».

Мой переход в НПО «Энергия» оценили весьма своеобразно. «Раньше королевцы помогали кадрами другим организациям, а теперь королевцам помогают другие». Это не прошло бесследно. В коллективе пошли разговоры, что назначение этого «новенького» произошло не без помощи «длинной и волосатой» руки. Вдруг стало ясным, что Губанов – родственник В.В.Щербицкого, жена Губанова – сестра Владимира Васильевича. Да, действительно, отчество моей жены – Васильевна, но не более того, Можно было бы об этом не говорить, если бы не серьезное восприятие этого слуха в организации. Я не говорю «в коллективе», потому что слухи плыли в элитной части организации, а не в здоровом ее организме. Я знал об этих слухах, но не обращал внимания, и только через десять лет понял, чем жила эта часть коллектива. Что касается моей жены, то ее отец Филиппов Василий Демьянович, погиб в 1941 году на Ленинградском фронте.

Огромной заслугой Б.Губанова стало его неординарное решение провести летные испытания «Энергии» еще до завершения строительства стартовой системы и изготовления первого летного изделия. Суть этого предложения, сулившего экономию колоссальных средств и сокращение сроков отработки, заключалась в следующем: в качестве стартового комплекса использовать стенд для огневых испытаний, с которого произвели запуск «Энергии», проходившей стендовые испытания.

Это смелое решение Губанова вызвало бурю эмоций, страстей и непонимания. Рассуждали примерно так: «Дай Бог этой ракете хотя бы улететь подальше от старта». Так думали многие оппоненты, так утверждали В.Мишин, Д.Козлов, В.Ковтуненко и многие другие. Среди неверующих были и те, кто присутствовал в зале управления пуском, были и в НПО «Энергия». О тех тревожных днях и ночах, Губанов писал: «А ракета стояла на старте как Золушка на балу – красивая и загадочная. Шел неумолимый отсчет времени до старта…».

В эти напряженные предстартовые дни на Байконур прилетел Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев. Он посетил памятные места космодрома, наблюдал старты новых ракет, выступил с зажигательной речью перед ракетчиками. Утром 12 мая 1987 года приехал на стенд-старт «Энергии». Из воспоминаний Б.Губанова: «Докладывать по нашей мощной ракете было поручено мне. В.Глушко был в числе сопровождающих и у него в этом показе была своя миссия: он должен был делать заключительный доклад по совокупности разработок НПО «Энергия». Выйдя из автобуса, поздоровавшись с встречающими, Горбачев сказал, обращаясь ко мне: «Политбюро не разрешит вам пуск этой ракеты…». Ошарашенный этим, я не стал уточнять или пытаться понять причину такого сформировавшегося у него решения. Заявления от имени верховного органа было, видимо, заранее обсуждено. Видимо, были какие-то доводы. Не было смысла начинать знакомство с этой выстраданной техникой со споров и доказательств правоты. Это произошло как-то быстро, и значение его слов осозналось позже. Поэтому я сразу приступил к докладу о ракете – габариты, масса, назначение систем, особенности, водород, криогенная температура, газовый лоток, мощность двигателей, сравнимая с Красноярской гидроэлектростанцией, расход воды на охлаждение лотка, равный секундному расходу водоподачи Москве…»

После осмотра всего комплекса, я воспользовался моментом и предложил: «Михаил Сергеевич, мы находимся в двухсуточной готовности – приглашаем Вас присутствовать на пуске. Понимаем, Ваше время чрезвычайно уплотнено, но пуск-то почти эпохальный – впервые в нашей стране стартует ракета такого рода». «Если бы я был Генеральным секретарем, я бы остался на пуск», - пошутил я. «Потому ты и не Генеральный секретарь, а главный конструктор», - прервал мою вольность новый председатель ВПК Зайков. Все засмеялись. Потом Лев Николаевич Зайков объяснил мне: «Неужели тебе не ясно, если останется Михаил Сергеевич на пуск и произойдет авария, то весь мир будет говорить, что даже Генсек не помог, а если все будет в норме, то скажут, что Генсек заворачивает гонку вооружений. Особенно ясно было последнее».

 Знакомство с проектом МРКС вызвало у Б.И.Губанова множество вопросов и сомнений. Но он понимал, что за каждым выбранным решением стоит огромный многолетний труд, и сосредоточил все силы на том, чтобы понять принятые решения и воплотить в жизнь. Вот одно из его неординарных решений: для экономии средств и сроков провести летные испытания еще до того, как будет закончена стартовая система и изготовлено первое летное изделие. Б.Губанов предложил использовать в качестве старта стенд для огневых испытаний, а в качестве летного – экземпляр ракеты, проходивший стендовые испытания (изделие 6С); в качестве полезного груза предполагался экспериментальный космический аппарат «Скиф-ДМ» разработки НПО «Салют». Пять лет целенаправленной работы Б.Губанова привели коллектив к победе.

15 мая 1987 года состоялся первый успешный пуск «Энергии». Командный пункт стартового комплекса взорвался аплодисментами. Стали хлопать, кричать, были слезы. Из размышлений Б.Губанова: «Надо, конечно, знать, что коллектив, который создал «Энергию», - это тот же коллектив, который запустил первый спутник Земли и потерпел неудачу в разработке Н-1. Это те же инженеры, ученые, конструкторы, за некоторым исключением, которые шли к такому финалу с разбегом в 20 лет и не по гладкой дорожке. На самом деле, если вспомнить, работы с Н-1 начинались в ОКБ-1 в 1961-1963 годах и, кроме довлеющей обиды, незаслуженных упреков и намеков, все эти 20 лет они больше ничего не имели. Они не фанатики, не энтузиасты – они просто честные и преданные делу люди. Поэтому ликование и слезы – это, пожалуй, и самоутверждение. Их надо понять».

Среди потока восторженных статей были и такие, которые считали успешный полет «Энергии» случайным. Главный конструктор Борис Губанов был краток: «В положительном результате первого испытания «Энергии» не было, да и не могло быть случайного. Такой случайностью могла быть только авария».

Комментируя успешный полет «Энергии», видный американский журналист и историк ракетной техник Джеймс Оберт заявил: «Никакая другая космическая держава не могла бы за такой короткий срок, начав с нуля, дойти до конструирования ракет, подобных «Энергии». Этим СССР обязан своим конструкторам и своей разведке».

В печати часто проскальзывала мысль, что Советы скопировали американский Шаттл. По этому поводу Б.Губанов высказал интересную мысль: «Системы «Энергия»-«Буран» и «Спейс Шаттл» похожи друг на друга в той же мере, в какой советский самолет ТУ-134 похож на французскую «Каравеллу», а американский истребитель Ф-16 похож на наш МИГ-29, как английский вездеход «Лэнд Ровер» похож на американский «Джип» или на советский УАЗ-469. Чем ближе целевое применение и функциональное назначение технических систем или машин, тем более они похожи друг на друга по конфигурации, аэродинамике, даже «начинке». Но это всегда совершенно разные конструкции, несущие отпечаток особенностей и возможностей промышленности той или другой страны. В полной мере это относится и к «Энергии» и «Бурану».

Через год после первого пуска подготовили к старту и первую летную «Энергию» с «Бураном». В связи с болезнью генерального конструктора В.Глушко, решением Государственной комиссии обязанности технического руководителя летных испытаний возложили на Бориса Губанова. Второй старт «Энергии» с «Бураном» состоялся 15 ноября 1988 года и завершился триумфальной посадкой орбитального корабля в автоматическом режиме.

Первый полет «Энергии–Бурана» открывал перед отечественной космонавтикой широкие перспективы. Борис Иванович с головой погрузился в проекты совершенствования системы, ее вариантов меньшей и большей грузоподъемности, обеспечения спасения отработавших ракетных блоков с их возвратом к месту старта, экспедиций в дальний космос. Конечно, он не забывал и подготовку второй летной машины – для выведения группы спутников.

Однако разразившаяся перестройка, развал Советского Союза, переориентация НПО «Энергия» на другие цели, среди которых не оказалось места мощным МРКС, и другие причины привели к уходу Б.И.Губанова из Объединения 15 июля 1993 г.  Борис Иванович являлся руководитель коллектива разработчиков проекта "Воздушный старт" вплоть по 1999 г.

Учитывая новые требования к транспортным системам, он организовал коллектив разработчиков проекта «Воздушный старт», по которому для пуска РН использовался транспортный самолет. Но участие в разработке не поглощало всей творческой энергии Б.И.Губанова. Он сумел обобщить свой уникальный опыт в историко-техническом труде «Триумф и трагедия «Энергии». 

Скончался Борис Иванович Губанов 18 марта 1999 года в Москве. Похоронен в Москве, на Троекуровском кладбище.